Хороший инвестор для Украины
И, конечно же, наш идеальный инвестор не задает никаких вопросов, кроме "сколько денег вам нужно?"
Но, к сожалению, такие идеальные инвесторы живут только в нашем постсовковом воображении. А те иностранные инвесторы, которые присутствуют на нашей территории, вопросы задают, и часто неудобные. Они могут крутить носом, когда им предъявляют семизначный чек за подключение нового завода к сети, могут выражать свое недовольство, когда на их заводе проводят маски-шоу. В конце концов они могут потребовать дивиденды от мажоритарных владельцев бизнеса. И конечно же, они всегда рассчитывают, что предоставляемые ими займы им будут возвращать вовремя и с процентами.
Потому что инвестор — это совсем не благотворитель. Он деньги считает. И нервничает, когда его ожидания, основанные на предварительных договоренностях, будь то с государством или частным бизнесом, не сбываются.
Мы часто не понимаем, что привлечение инвестиций – это не достижение само по себе. Ведь привлекая инвестиции в капитал или заемные средства, мы берем на себя ответственность за то, что все договоренности, на основе которых мы получили деньги, будут соблюдены. И в идеальном мире — берем на себя обязательство, что вернем инвестору больше, чем он вложил.
Но к обязательствам мы так не относимся. Мы часто живем по принципу, что берем чужое — а отдавать всегда приходится свое. Нарушив обязательства при первой же возможности, мы начинаем избегать и демонизировать тех инвесторов. Начинаем рассказывать, что они слишком много хотят. Хотят лишить наше правительство независимости, требуя участия в создании антикоррупционных органов или настаивая на поднятии розничных цен на газ. Или лезут не в свои дела, контролируя, чтобы заемщик не раздувал свои расходы и аппетиты к новым рисковым инвестициям, а сохранял способность вернуть долг.
Далее мы переходим на личности – начинаем рассказывать, что инвестор, с которым мы не рассчитались, какой-то подозрительный. А может, он и не инвестор вообще. Потому что настоящий инвестор – он инвестирует. А этот только что-то там требует (дивиденды, долги, реформы), как какой-то рэкетир. А может, он и не инвестировал ничего. А если и инвестировал, то очень давно – еще при предыдущей власти, которая, конечно, была неправильной (вот наивный был). А может и не инвестировал, а так, спекулировал (ведь, обалдеть, — он хочет вернуть больше, чем вложил). И вообще нужно еще разобраться, откуда у него были деньги на инвестиции.
Вот возьмем хотя бы случай невыполнения государственным ПриватБанком обязательств перед держателями еврооблигаций, возникших у него еще во время его частного бытия под Коломойским. Украинское правительство, которое национализировало банк, просто решило, что может не заплатить долг банка перед всеми кредиторами — держателями облигаций. Вместо этого можно просто объявить их всех "связанными сторонами" с банком. Не потому, что они действительно все там связаны, а потому, что формально банк должен был деньги не держателям облигаций напрямую, а через связанную с банком британскую компанию, которая и выпустила долговые ценные бумаги.
Конечно, кредиторы "должны были знать", что банк был ненадежен. Потому что с какой это радости они доверяли аудиторской отчетности банка, которая почему-то годами рассказывала, что там все хорошо? И почему это они должны верить Нацбанку, который в течение года до объявления банка неплатежеспособным не уставал уверять всех, что упреки о ненадежности банка не соответствуют действительности?
Мы не хотим слышать, что держатели облигаций банка имеют такое же право на соблюдение их интересов, как и другие иностранные кредиторы банка (так же "все знавшие"), типа Cargill. Мы возмущаемся, когда узнаем, что даже через шесть лет после нарушения их прав, держатели облигаций и дальше пытаются через суд эти права отстоять.
В ПриватБанке нас публично убеждают, что точку в споре с держателями облигаций поставил арбитраж в Лондоне. Будто там уже давно со всем разобрались, и уже не о чем спорить. Но тот же суд установил, что те инвесторы, которые не были признаны связанными сторонами с банком, имели право потребовать от банка выплату долга. Однако в этом праве им позже было отказано лишь потому, что банк Англии признал процедуру списания облигаций по просьбе Нацбанка Украины. Здесь английских банкиров не смутило то, что списанием долгов ПриватБанка занимался вовсе не Нацбанк, а Фонд гарантирования. К тому же Банк Англии, очевидно, в своем решении руководствовался лишь позицией НБУ, не спрашивая о позиции пострадавшей стороны. А это оставляет много вопросов об объективности такого решения. Очевидно, согласившись принять во внимание позицию Банка Англии в международном арбитраже, держатели облигаций поступили опрометчиво, но это не означает, что они не имеют права и дальше отстаивать свои интересы в других юрисдикциях.
В коммуникации с внешним миром мы не устаем повторять, что суды у нас изменились, но когда кредиторы ПриватБанка пытаются отстоять свои интересы в этих "реформированных" судах, мы подозреваем "зраду".
Наше государство, в лице президента страны и руководства Нафтогаза, встречается с топами JP Morgan для обсуждения инвестиций в восстановление страны и развитие, называя этот институт крупнейшим инвестиционным банком мира. Но в то же время, наше государство в лице ПриватБанка делает все, чтобы отказать JP Morgan Securities в праве на возврат средств, инвестированных в облигации банка, очевидно, считая инвестора то ли спекулянтом, то ли приспешником Коломойского, то ли российским агентом.
Конечно, мы сегодня надеемся привлечь каких-то "лучших инвесторов, не таких как прежде". И у нас на то есть шанс из-за огромного внимания всего мира к проблемам Украины. Но и нам нужно меняться. Понять, что они нам ничего не должны. Напротив, если мы с ними хотим наладить долгосрочные отношения с потенциальными инвесторами, мы должны научиться брать на себя обязательства перед ними. И уж точно нам нужно менять наше отношение к ним. Они — наши потенциальные партнеры. И да, они здесь хотят заработать. Заработать на нас. Но и заработать для нас.